Ценности
Трагикомедия русской культуры: почему мы смеемся сквозь слезы
Всем нам со школьной скамьи знакомо расхожее выражение «смех сквозь слезы», особенно применительно к творчеству Антона Павловича Чехова. Смех сквозь слезы — соединение абсолютно несочетаемого в единое тождество. Русский культурный код в сути своей становится как бы неделимым сплавом внутреннего противоречия: мы одновременно являемся самым гостеприимным и самым угрюмым народом на свете, это ли не воплощение смеха сквозь слезы? Где проходит граница между русской трагедией и русской комедией? А есть ли эта самая граница вообще? Почему русский человек не может существовать вне пограничности, вне тонкого рубежа между комическим и трагическим, а главное, что же для нас важнее — смех или слезы?
Трагическое и комическое — категории эстетики. Художественная культура представляет собой неделимое единство материальной и духовной составляющих. При этом никакого внутреннего конфликта на самом деле нет, идеи приобретают духовные смыслы в рамках художественной культуры, материальное воплощение которой — слова, звук, изображение. Однако в величайших образцах русской художественной культуры сквозит противоборство духа и материи — не на уровне формы, а на содержательном, идейном уровне: противостояние слез и смеха, трагедии и комедии. Например, как бы вы ни старались, вряд ли вспомните хоть одного отечественного режиссера (не считая разве что Леонида Гайдая), снимающего чистые, стерильные комедии, где не было бы трагического фонового звучания. То же самое с трагедией: все русские трагедии не обходятся без комической составляющей (иронии и самоиронии, юмора, сарказма и так далее).
На самом деле трагическое и комическое начала не имеют отношения ни к слезам, ни к смеху, так как смешное и грустное — это про эмоции, а трагическое и комическое — про столкновение идеала и реальности. Подчеркнем, что говоря «смех сквозь слезы», мы имеем в виду метафорическую связь с трагикомедией, а не прямую. Эстетический идеал — гармоничное соотношение частей, воплощение баланса, естественности, красоты, рациональности — вещь субъективная, умозрительная и зачастую не материальная, а по большей части духовная. Тогда как в реальности на первый план выходит материальная сторона жизни — то есть жизнь такая, какая есть. Комическое и трагическое различаются, по сути, исходом столкновения идеала и реальности, духовного и материального.
В рамках трагического идеал проигрывает реальности и разрушается, в рамках комического — наоборот, не может устоять реальность, столкнувшись с непоколебимым идеалом.
Трагическое и комическое — категории эстетики. Художественная культура представляет собой неделимое единство материальной и духовной составляющих. При этом никакого внутреннего конфликта на самом деле нет, идеи приобретают духовные смыслы в рамках художественной культуры, материальное воплощение которой — слова, звук, изображение. Однако в величайших образцах русской художественной культуры сквозит противоборство духа и материи — не на уровне формы, а на содержательном, идейном уровне: противостояние слез и смеха, трагедии и комедии. Например, как бы вы ни старались, вряд ли вспомните хоть одного отечественного режиссера (не считая разве что Леонида Гайдая), снимающего чистые, стерильные комедии, где не было бы трагического фонового звучания. То же самое с трагедией: все русские трагедии не обходятся без комической составляющей (иронии и самоиронии, юмора, сарказма и так далее).
На самом деле трагическое и комическое начала не имеют отношения ни к слезам, ни к смеху, так как смешное и грустное — это про эмоции, а трагическое и комическое — про столкновение идеала и реальности. Подчеркнем, что говоря «смех сквозь слезы», мы имеем в виду метафорическую связь с трагикомедией, а не прямую. Эстетический идеал — гармоничное соотношение частей, воплощение баланса, естественности, красоты, рациональности — вещь субъективная, умозрительная и зачастую не материальная, а по большей части духовная. Тогда как в реальности на первый план выходит материальная сторона жизни — то есть жизнь такая, какая есть. Комическое и трагическое различаются, по сути, исходом столкновения идеала и реальности, духовного и материального.
В рамках трагического идеал проигрывает реальности и разрушается, в рамках комического — наоборот, не может устоять реальность, столкнувшись с непоколебимым идеалом.
Как это воплощается на практике? Родион Раскольников в «Преступлении и Наказании» Федора Михайловича Достоевского мотивирован «высоким» идеалом романтической личности. Будучи, так скажем, фанатом Наполеона, он задается вопросом: «Тварь я дрожащая или право имею?» При этом «право имею» в данном контексте становится формулой идеала, который, столкнувшись с реальностью, оказывается разрушен до основания, что фактически свидетельствует о трагическом начале произведения. Однако ложный идеал, базирующийся на восхищении Наполеоном, уступает место духовному православному идеалу раскаяния, идеалу нравственности и гуманности, что, в свою очередь, обесценило реальность социальной несправедливости, материальной бедности и безнравственности окружающей среды. То же происходит под бесконечным небом Аустерлица с Андреем Болконским — героем романа-эпопеи «Война и мир» Льва Николаевича Толстого.
Впрочем, это классика, и победа духовного и эстетического идеала здесь вроде бы должна присутствовать априори, но как же обстоят дела в массовой культуре? Тут нам поможет кинематограф. Рассмотрим простую на первый взгляд «комедию» режиссера и сценариста Эльдара Рязанова «Служебный роман». Здесь абсолютно однозначно идеал любви триумфально побеждает всю интриганскую реальность корпоративной культуры, присутствующей на переднем плане повествования. Однако тот же идеал чистой любви на втором плане — в сюжетной линии Олечки в исполнении Светланы Немоляевой, — напротив, разбивается о грубую социальную реальность супружеской жизни и строгих общественных норм. Таким образом, параллельно в одном фильме существует и трагическое, и комическое.
Или современный фильм Жоры Крыжовникова «Горько», в котором, казалось бы, столь трагично прочитывается идеальный образ свадьбы, стремительно разрушающийся в глазах и молодых, и их родителей. Однако в финале картины мы наблюдаем триумф духовного идеала: единение семьи объятиями, распевание в автозаке на заре песни «Натали» Григория Лепса. Если уж свадьба — то на полную катушку и с самосожжением невесты! Вот уж ярчайшее воплощение смеха сквозь слезы!
При этом обратите внимание, что перед зрителем киноленты предстает та же сложная структура, что и в классических произведениях: ложный идеал (ориентированная на западные стандарты свадьба на берегу в стиле диснеевской Русалочки) разбивается о традиционный отчаянный русский свадебный разгул. От синтеза несовместимого неумолимо разрушается и то, и другое. И оказывается, что на самом деле человеку нужно только одно — его семья. И чтобы понять это, приходится кататься на эмоциональных качелях между трагическим и комическим, а затем решительно отбросить все наносное и лишнее.
Впрочем, это классика, и победа духовного и эстетического идеала здесь вроде бы должна присутствовать априори, но как же обстоят дела в массовой культуре? Тут нам поможет кинематограф. Рассмотрим простую на первый взгляд «комедию» режиссера и сценариста Эльдара Рязанова «Служебный роман». Здесь абсолютно однозначно идеал любви триумфально побеждает всю интриганскую реальность корпоративной культуры, присутствующей на переднем плане повествования. Однако тот же идеал чистой любви на втором плане — в сюжетной линии Олечки в исполнении Светланы Немоляевой, — напротив, разбивается о грубую социальную реальность супружеской жизни и строгих общественных норм. Таким образом, параллельно в одном фильме существует и трагическое, и комическое.
Или современный фильм Жоры Крыжовникова «Горько», в котором, казалось бы, столь трагично прочитывается идеальный образ свадьбы, стремительно разрушающийся в глазах и молодых, и их родителей. Однако в финале картины мы наблюдаем триумф духовного идеала: единение семьи объятиями, распевание в автозаке на заре песни «Натали» Григория Лепса. Если уж свадьба — то на полную катушку и с самосожжением невесты! Вот уж ярчайшее воплощение смеха сквозь слезы!
При этом обратите внимание, что перед зрителем киноленты предстает та же сложная структура, что и в классических произведениях: ложный идеал (ориентированная на западные стандарты свадьба на берегу в стиле диснеевской Русалочки) разбивается о традиционный отчаянный русский свадебный разгул. От синтеза несовместимого неумолимо разрушается и то, и другое. И оказывается, что на самом деле человеку нужно только одно — его семья. И чтобы понять это, приходится кататься на эмоциональных качелях между трагическим и комическим, а затем решительно отбросить все наносное и лишнее.
Спустимся в самое жерло масскульта — популярный веб-сериал «Внутри Лапенко». Вы думаете, это комедия? А вот и нет! Главный герой, инженер — абсолют трагикомического образа, воплощение духовного идеала советского интеллигента, запертого в жестокой реальности уходящих из-под его носа поездов, ломающихся велосипедов, иллюзорности образа некой недостижимой особы. И только в финале первого сезона, цитируя слова героя культового фильма «Брат» режиссера Алексея Балабанова, Антон Лапенко перерождается, обретая силу и побеждая зло, и перетягивает весь сюжет из пространства трагедии в идеальный комедийный мир.
Даже в рамках коротких форматов видеоблога и музыкальных клипов русскоязычное культурное пространство стремится к созданию более сложного по содержанию контента, основанного на внутренних противоречиях и конфликтах, отчаянно разрушая то идеалы об реальность, то реальность об идеалы. Вот такая она, русская глубоко рефлексирующая культура, даже на уровне вроде как простейшего блогинга.
Обобщая вышесказанное, можно сделать вывод, что схема русской трагикомедии выглядит примерно так: мы приходим к торжеству духовного и эстетического идеала через трагическое разочарование в идеале ложном. Таким образом, русские духовные идеалы могут быть нами восприняты как некая надреальность, провозглашающая триумф трагикомедии, где истинный идеал достигается путем трагической утраты ложного.
Так все обстоит и в жизни: нам необходимо было очароваться Западом, западной культурой, чтобы пережить трагическое разочарование и прийти наконец к своим собственным идеалам.
Верь в Россию
Даже в рамках коротких форматов видеоблога и музыкальных клипов русскоязычное культурное пространство стремится к созданию более сложного по содержанию контента, основанного на внутренних противоречиях и конфликтах, отчаянно разрушая то идеалы об реальность, то реальность об идеалы. Вот такая она, русская глубоко рефлексирующая культура, даже на уровне вроде как простейшего блогинга.
Обобщая вышесказанное, можно сделать вывод, что схема русской трагикомедии выглядит примерно так: мы приходим к торжеству духовного и эстетического идеала через трагическое разочарование в идеале ложном. Таким образом, русские духовные идеалы могут быть нами восприняты как некая надреальность, провозглашающая триумф трагикомедии, где истинный идеал достигается путем трагической утраты ложного.
Так все обстоит и в жизни: нам необходимо было очароваться Западом, западной культурой, чтобы пережить трагическое разочарование и прийти наконец к своим собственным идеалам.
Верь в Россию
14.11.2023