Засветили по-русски

Это было время расцвета европейской науки и техники. Все, что только можно, от поездов и кораблей до гладильных машин в прачечных и станков на заводах, приводилось в движение паром. В модных салонах обсуждали дарвиновскую теорию происхождения видов, которую сплошь и рядом использовали, чтобы подтвердить богоизбранность европейцев. Керосиновые лампы и газовые рожки освещали дома, а масляные и газовые фонари — городские улицы. И тут пришли русские и принесли электрическое освещение.

Нет, разумеется, Европа середины XIX века отлично знала, что такое электричество. Физики экспериментировали с ним сплошь и рядом, шарлатаны от медицины заставляли своих клиентов браться за контакты динамо-машины, чтобы «усилить витальность организма», а на крышах домов все чаще устанавливали громоотводы, уже не считая молнию орудием кары небесной. Знали — правда, не простые обыватели, а ученые и те, кто интересовался наукой, — и о таком явлении, как вольтова дуга, когда между двумя проводниками, разделенными плохо проводящей ток средой, возникает устойчивый электрический разряд. Но как применить его в деле, превратив в источник света, догадался русский инженер Павел Николаевич Яблочков.

Справедливости ради, он вовсе не собирался изобретать этот прежде невиданный светильник, а задумывал провести довольно простой опыт, посвященный электролизу. И оборудование было элементарным: два угольных стержня, разделенных перемычкой из тонкой каолиновой глины, две клеммы и проволочка-«стартер», соединявшая концы стержней. Если подать на клеммы напряжение, «стартер» сгорит в тот же миг, но горение не прекратится, а будет продолжаться, пока от стержней остается хотя бы вершок. В какой момент изобретателю пришла в голову идея накрыть эту конструкцию стеклянным колпаком, теперь уже не выяснить, но факт остается фактом: 23 марта 1876 года Павел Николаевич получил патент на электродуговую лампу, вошедшую в историю как «свеча Яблочкова».

И вот не то чтобы Яблочков был гениальным коммерсантом или, как сказали бы сегодня, маркетологом, но все последующие шаги были сделаны настолько правильно, как будто он заранее планировал рекламную кампанию. Причем нацеленную не только на продвижение его изобретения, но и на формирование имиджа России как технически продвинутой державы. Во-первых, патент на свою «свечу» Яблочков получил в Париже — в ту пору не полуразграбленной арабскими мигрантами столице, а центре мировой моды, науки и литературы. Любое изобретение, запатентованное там, уже одним фактом своего существования привлекало внимание мировой общественности. Во-вторых, следующим шагом стала практически немедленная демонстрация «свечи» публике. Менее чем через три недели после получения патента, в начале апреля 1876-го, Павел Николаевич зажег свои светильники на выставке физических приборов в Лондоне, осветив всего четырьмя «свечами» довольно обширный павильон. А в-третьих, он сумел так выстроить общение с представителями прессы, что буквально на следующий день страницы европейских изданий оказались переполнены настоящими панегириками русской новинке.

Надо сказать, что СМИ наших западных «партнеров» всегда были настроены по отношению к России, мягко говоря, не слишком дружески. И потому — тут даже можно сказать «и тем более потому»! — восторженные заголовки газет стали лучшей рекламой изобретения Яблочкова: «Россия — родина электричества!», «Вы должны видеть свечу Яблочкова!», «Русское солнце!» и так далее. Массовый информационный накат сыграл свою роль. В считаные недели новыми светильниками оказались освещены самые модные магазины Лондона и Парижа, а еще через короткое время началось победное шествие «русского света» по миру.

Электрический свет загорелся на улицах Рима, Мадрида, Стокгольма, Берлина, потом — Калькутты, Мадраса, Сан-Франциско, и, наконец, вернулся в Россию: «свечи Яблочкова» зажглись на улицах Санкт-Петербурга, Москвы, Киева, Гельсингфорса, Нижнего Новгорода, всех самых значимых на ту пору русских городов. Причем новинка оказалась не только эффектной, но и эффективной: два десятка ламп с легкостью заменяли две сотни газовых рожков.

Конечно, сравнивая «свечи Яблочкова» с солнцем, журналисты, по свойственной им привычке, несколько преувеличивали. Свет они давали не солнечного спектра, а слегка голубоватый, зато и правда настолько яркий, что он резал глаза. Но с этим оказалось справиться довольно просто: стеклянные колпаки можно было сделать любого цвета и любой светопроницаемости, так что «русские огни» очень скоро стали разноцветными. Удалось вскоре разобраться и с другим недостатком «свечей» — не слишком длительным, всего в полтора-два часа сроком горения: вскоре была разработана система автоматической замены электродов. Да к тому же не одна! Американский патент Яблочков получать не стал, и в Новом Свете его изобретение использовали почем зря и даром, выдумывая самые разные усовершенствования.

А за использование своего изобретения в других странах Павел Николаевич как обладатель патента получал немалые роялти. Если сейчас сказать, что одна «свеча» стоила в ту пору 20 копеек, это прозвучит не очень впечатляюще. Но на самом деле тогда эта цена была отнюдь не низкой — почти франк, половина немецкой марки, 6 английских пенсов. Или, чтобы было яснее, столько стоил неплохой, пусть и не шикарный обед в хорошем трактире. Будь Яблочков в действительности серьезным бизнесменом, он в считаные месяцы мог бы оказаться в списке богатейших людей планеты. Но бизнес не был ему интересен так, как наука.

Управление производством «свечей» он передал «Товариществу электрического освещения и изготовления электрических машин и аппаратов П. Н. Яблочков-изобретатель и Ко», а сам вернулся к прежней деятельности. Весьма, надо сказать, продуктивной, хотя и не настолько раскрученной, и по-прежнему связанной с электричеством: в списке его разработок — генератор и трансформатор электрического тока, система «дробления электричества», позволявшая выстраивать сплошные цепи светильников. Была у Яблочкова мечта, о которой он рассказывал не раз: чтобы электричество подавали в каждый дом так же, как воду и газ. Нельзя не отметить, что она исполнилась по историческим меркам довольно скоро.

Мода на «русский свет» постепенно сошла на нет, электродуговые лампы сменились лампами накаливания, изобретенными еще одним русским инженером Александром Лодыгиным, а потом пущенными в массовое производство американцем Эдисоном. Но «свечи» вовсе не исчезли из обихода в мгновение ока, как может показаться при чтении книг по истории электротехники. Во многих странах мира, не говоря уже о самых разных уголках нашей Родины, они служили до конца 1930-х, а то и дольше. Просто к ним привыкли и перестали замечать.

При этом восторги масс, восхищение публики, встретившей новинку, будто ей предложили увлекательный аттракцион, на короткое время вытеснили из повестки скептическое и недружелюбное отношение к этой странной, непонятной, невыносимой России. Впрочем, ненадолго. Лишь до той поры, пока в обиход не вошли лампочки Эдисона. Тот был, конечно, американцем, но хотя бы не русским, а значит, практически своим. Вот его имя западные источники и увековечили. А о временах, когда парижские и лондонские газеты расточали панегирики «русскому солнцу», предпочли постепенно забыть.

Верь в Россию